На нашем портале мы публикуем выдержки из лекции Бориса Салтыкова прочитанной 15 декабря 2005 года (источник: http://www.polit.ru/lectures/2005/12/26/saltykov.html ), в которой рассматриваются вопросы развития и реформирования фундаментальной и прикладной науки, вопросы инновационного развития. Эта тематика очень актуальна для современной Беларуси и для нашего портала icm.by

Внимание: наши комментарии выделены синим цветом.

(Борис Салтыков – бывший министр науки, высшей школы и технической политики, бывший заместитель Председателя правительства РФ, один из немногих в России высококлассных специалистов в сфере организации и экономики науки, создатель Российского фонда фундаментальных исследований).

Выдержки из лекции Бориса Салтыкова

По поводу фундаментальной и прикладной науки

«Новое знание (если очень грубо) тоже принципиально разделяется на два вида: фундаментальное и прикладное. Первое, фундаментальное, связано с открытием принципиальных, «фундаментальных» закономерностей и законов природы, материи и общества. Прикладное, основываясь на этих законах, связано непосредственно с удовлетворением потребностей человека, общества, государства.

Мне как экономисту импонирует очень простое определение фундаментальных исследований (ФИ) – это исследования, которые не имеют коммерческой ценности на первоначальной стадии, когда вы начали работать. Поэтому их результаты называются у экономистов public goods, общественное благо, публикуются открыто, используются всеми, и в этом их принципиальная особенность.

Прикладные исследования (ПИ) намеренно (сразу!) проводятся с ориентацией на полезный (коммерческий!) результат. Поэтому и знания разные: те открытые, а эти охраняются. У прикладных есть не только автор (у всех знаний есть автор), но еще и владелец. Поэтому здесь появляется интеллектуальная собственность, нужна охрана интеллектуальной собственности, потому что это - капитал.

Существует так называемая линейная модель научно-технического прогресса. В этой модели все начинается с ФИ, потом это переходит в ПИ, прикладные – в опытно-конструкторские разработки, потом производство и т.д. Жизнь устроена не совсем так. Как только вы погружаетесь в нормальную экономику, линейная модель не работает, потому что за каждым производителем знаний стоит субъект со своими интересами, целями, ценностями и т.д. Все сильно усложняется.

Большие ученые в линейной модели особенно любят фундаментальную науку, говорят, что без нее нет никакого прогресса, весь он проистекает из самого-самого начала. И самый известный сейчас тезис: экономика, основанная на знаниях, не может быть построена без фундаментальной науки. Об этом я хотел сказать позже, но остановлюсь сейчас. Я отвечаю: «Очнитесь, ради Бога! Почему же нельзя создать постиндустриальную экономику без фундаментальной науки?» А как же Финляндия, которая сейчас страна №1 по конкурентоспособности и страна №1 по, как говорят, knowledge base economy? Ирландия, азиатские тигры, я уж не говорю про Японию, которая после войны потеряла всю науку. Сначала все, кого я сейчас перечислил, построили экономику, основанную на знаниях (постиндустриальную), а потом, накопив экономический и интеллектуальный потенциал, стали действительно говорить: «А давайте-ка заведем у себя фундаментальную науку!». Т.е. может быть все наоборот. Более того, фундаментальная наука, вообще говоря, - удел богатых экономик. Потому что вы как страна ничего не получаете в ближайшей перспективе, никакой отдачи от этих затрат. Получает весь мир, или же другая страна, где хорошая инновационная система. Потому что знания открыто публиковались, кто-то это узнал, сказал «ага» и создал новое лекарство, новый материал.

По поводу термина «инновации» и «инновационные системы»

Дальше с определениями – «инновации», очень широко употребляемый термин. Я очень часто в публичных дискуссиях использую антитезу «Россия – страна Кулибиных, а Америка – страна Эдисонов». Разницу чувствуете? И тот, и тот – изобретатель. И тот, и другой, наверное, талантливы. Но Кулибин остался изобретателем, Эдисон же стал миллионером, а по нынешним меркам был бы миллиардером. Здесь лежит граница или разница между новшествами и инновациями.

Новшество – это то, чего раньше не было. А инновации я определяю просто. Это проданное (или купленное) кем-то новшество (выделено нами) . Новшеств много, изобретателей много (мы в Советском Союзе занимали первое место по числу изобретений), а полезных для общества, или, как надо сказать сегодня, имеющих рыночную цену - мало. Потому что иногда новшество интересное, но настолько дорогое, что не перейдет оно сегодня ни в технологию, ни в товар, никто это не купит. Та самая пресловутая, нерешаемая в принципе в советской административной схеме проблема внедрения и есть указатель границы между новшеством и инновацией. В той экономике, где не было рыночного спроса, мотивации, конкуренции и т.д., их приходилось «вталкивать». Условно говоря, Госплан со своими экспертными структурами говорил: «Да, это полезно экономике - мы посчитали, давайте это внедрим». А в рыночной экономике если «это» полезно, то он потратит большие или разумные деньги, чтобы внедрить, потому что он получает конкурентное преимущество на рынке, завоюет новую нишу на рынке и т.д.

Соответственно, очень широко сегодня используемое понятие «национальная инновационная система» - это новая ступень понимания инновационного цикла. Можно говорить о двух типах национальных инновационных систем (НИС). Сегодня говорят: «Давайте построим в России национальную инновационную систему». А что, в СССР ее разве не было? Была, конечно. Была очень своеобразная, в чем-то хорошая, в чем-то плохая национальная инновационная система.

Важно, что в той инновационной системе все было государственным, все планировалось сверху, ресурсы распределялись и т.д.. Я ее называю административно-патерналистской НИС. Административная – понятно почему. Можно даже сказать "милитаристски-административная", потому что в науке был очень сильный крен в милитаризацию.

США – это принципиально другой тип национальной инновационной системы, к нему стремится и Европа. Я бы его назвал либерально-инновационный тип НИС. Когда все структуры, производящие знания, свободны, в этом смысле либеральны, - частные или государственные - они вправе искать заказы и ресурсы на рынке. Они ориентированы не на бюджет, а на рынок. В либерально-инновационной НИС первое – свободные субъекты и второе – ориентация на инновации. Т.е. чем более инновационный продукт вы создали, тем больше шансов, что вы монополист хотя бы на короткое время, значит, вы получите сверхприбыль и т.д. Инноватор всегда какое-то время монополист, и есть течения, которые против патентования, потому что (хорошее, кстати, объяснение) патент – это тормоз технического прогресса (выделено нами).

По поводу моделей развития науки

Ведь какая экономика, такая и наука - больше невозможно. Но, я повторяю, в тоталитарных экономиках можно и по-другому, или в полутоталитарных, как Китай. Он сейчас делает фантастические успехи, в том числе и в науке, в том числе и потому, что (известно, здесь, наверное, обсуждали) из 1 300 млн китайцев, все-таки, 700 млн месят голыми ногами рисовые поля. Они, в целом, еще на стадии индустриализации, поэтому могут позволить себе то, что позволял СССР в 50-60-е гг (см.ниже курсивом – наш комментарий). Сколько угодно ресурсов в науку, только бы догнать и перегнать. Это долго длиться не может. Но у них еще одна выигрышная позиция. Великолепно адаптируют новейшие достижения науки и технологии.

Действительно, был так называемый золотой век советской науки, он же, кстати, золотой век вообще большой науки, это 60-е гг. ХХ века. Конец 50-х – 60-е гг. считается во всем мире золотым веком большой науки, а у нас - советской науки. В те годы были бешеные темпы роста числа научных работников, огромные потоки ресурсов, вкладываемых в науку. Темпы прироста научных сотрудников в год доходили до 5-7%. Представляете, 5-7% в год прироста? Это значит, за семь лет удвоение численности научных работников.

Тогда как было все устроено? Новая задача – новая лаборатория, новая большая проблема – новый институт. Холодная война, гонка сначала ядерная, потом космическая, потом технологическая, которую СССР в итоге проиграл. Но страшно негибкая, ригидная система, абсолютно неэкономная, затратная по всем механизмам, по принципам формирования, очень плохо реагирующая на смену приоритетов, в том числе в науке, – вот что такое та советская национальная инновационная система. Кадры и заделы мы успели создать великолепные, но как система (то, что я говорил в самом начале) она соревнование не выдержала и не выдержала бы никогда. Наука, повторяю, - была репликой экономической системы.

По поводу Академии наук

Со времен Петра I у нас развитие пошло по двум каналам: образование отдельно, наука отдельно.

Почти весь мир, тем более молодые страны вроде США, выращивали настоящую фундаментальную науку в университетах. Это гораздо более эффективный способ, потому что хотя считается, что основной продукт науки – новые знания, но в реальности главный продукт науки – люди, насыщенные этим новым знанием. Потому что одновременно вы обучаете студентов, магистров, кандидатов и т.д., готовите человека, который не только наполнен этим знанием, но наполнен еще способами, как его производить. Это и называется научная школа. Более того, в университетах можно использовать дешевую студенческую рабочую силу, которая на энтузиазме делает то, что здесь будет стоить 1000 долларов.

И ответ у руководства Академии всегда один: «А у нас исторически сложилось вот так, у нас другая модель. Поэтому один из тезисов стратегии Минобрнауки, попозже о ней скажу, - это, конечно, интеграция науки и образования. Это не значит механическое склеивание: вот вуз, вот институт Академии, раз – объединим их. Это тонкая работа. Как большая научная система РАН потеряла главную способность – способность к воспроизводству. Все существенные индикаторы - кадровые, ресурсные, публикационная активность – катастрофически снизились. Наша доля в мировом корпусе публикаций упала с 3,4% до 2,4%. Число институтов РАН за эти годы с 330 выросло до 450. Структура кадров (я уж не говорю про демографическую!) профессионально изменилась. Число научных работников упало, число хозяйствующих персон возросло и т.д. Т.е. налицо признаки того, что функционирует хозяйственный субъект, оперирующий многими видами активов, корпорация Академии Наук, а научный продукт уходит.

Остался, правда, миф о Великой советской науке (т.е. мы такие же, как Америка, мы такие же сильные, мы все можем). Это миф. Хотя бы потому, что национальный бюджет российской науки меньше, чем бюджет одного американского университета из первой десятки.

Во-вторых, есть объективные показатели масштаба научной деятельности: публикации, цитирование и т.д. Мы не говорим, что у нас ничего нет. Как раз есть, и, может быть, много островков настоящей науки. Но они, будучи погруженными в эту неадекватную экономическую структуру, не получают необходимых ресурсов. Это по-прежнему затратная система. Она работает так: чем больше потратил, тем больше тебе в следующем году дадут, чем больше у тебя мертвых душ, тем больше тебе дадут из бюджета. Полная глупость и парадокс, но она все еще работает.

…важнейший институт любой науки - научная экспертиза - у нас почти полностью деградировал.

По поводу спроса на научную продукцию

Кстати, попутный ответ на вопрос, есть ли спрос. Есть. Сегодня у бизнеса огромный спрос на технологии. Почему мы не берем свое? Наша наука, к сожалению, из-за исторических факторов, из-за ее устройства может предложить только частные вещи: хороший датчик, какой-то новый материал. А бизнесу нужна готовая технологическая линия, вместе с теми, кто ее обслуживает. И покупает он сразу все готовое: вместе с ноу-хау, с железом, с тем, как обслуживают. Это путь Японии, азиатских тигров. А потом они «вынужденно» сделают заводскую лабораторию, которая будет смотреть за улучшением этой технологической системы и т.д.